Интервью: Андрей Андреев, предприниматель: Автобанк, "Ингосстрах" и "НОСТА" по-прежнему принадлежат мне
Раевская грозит газете "Ведомости" судом за публикацию сведений о том, что она якобы заказала убийство своего бывшего партнёра Андреева
Интервью: Андрей Андреев, предприниматель: Автобанк, "Ингосстрах" и "НОСТА" по-прежнему принадлежат мне
Светлана Петрова
Андрей Андреев |
Продажа Автобанка, "Ингосстраха", меткомбината "НОСТА" и других структур, основным собственником которых считался Андрей Андреев, стала одной из самых громких сделок в прошлом году. Осенью 2001 г. эти предприятия были куплены владельцами "Сибнефти", "Сибирского алюминия" и ГМК "Нафта-Москва". А в январе стало известно о том, что по заявлению Андреева следователи ГУВД Москвы возбудили уголовное дело по ст. 159 ч. 3 УК (хищение в крупных размерах) и при поддержке Главного управления МВД по борьбе с организованной преступностью (ГУБОП) проверяют законность продажи предприятий.
До сих пор инициатор расследования отказывался от общения со СМИ. Для интервью Андреева понадобилась "санкция" следствия и ГУБОП, охраняющего его с декабря 2001 г. В интервью "Ведомостям" Андреев заявил, что он ничего не продавал и не получил от сделки ни копейки, так как директоров фирм, на которых числились акции Автобанка, "Ингосстраха" и других компаний, вынудили подписать документы о передаче их новым владельцам. Андреев говорит, что Родион Гамзаев и председатель Автобанка Наталия Раевская "предложили купить" его бизнес депутату Госдумы Сулейману Керимову, "тесно связанному с ГНК "Нафта-Москва". Покупателям они сказали, что с "Андреевым проблем не будет".
Раевская вчера отказалась комментировать обвинения Андреева, но пригрозила "Ведомостям" судом в случае их публикации. Помощник депутата Алексей Красовский сообщил "Ведомостям", что Керимова сейчас нет в Москве и в ближайшие дни он будет недоступен для журналистов.
Андреев же уверен, что Автобанк, "Ингосстрах" и другие компании по-прежнему принадлежат ему, и не советует другим бизнесменам заключать сделки по купле-продаже этих фирм.
— О вас мало что известно, да и то, как правило, из довольно скандальных публикаций в СМИ. Писали, что вы в прошлом — подольский милиционер, начинали свой бизнес с фирмы Крестовский пушно-меховой комплекс вместе c ныне покойным Юрием Беловым. Расскажите о себе и о том, как была построена ваша финансово-промышленная империя.
— Не знаю насчет скандальности. Действительно, я работал в органах МВД до 1989 г. , правда, не в Подольске, в УБХСС ГУВД г. Москвы. Когда стало развиваться кооперативное движение, я решил попробовать свои силы в бизнесе. Начинал практически с нуля, с пушно-мехового производства. Жесточайший товарный дефицит того времени делал очень прибыльным любой бизнес, ориентированный на потребительский спрос. А поскольку дефицит был и на сырье, возникла идея строительства зверосовхоза. В деревне Кресты Подольского района я взял в аренду около 100 га земли. Так и началось строительство Крестовского пушно-мехового комплекса. Затем началась пора банков. Я просто вовремя вложил деньги в Автобанк, который был создан большой группой государственных предприятий. Они не хотели и не могли инвестировать в него деньги, фактически хозяина у банка не было. Огромные доходы, которые приносил банковский бизнес до 1997 — 1998 гг. , сделали возможными создание дочерних структур ( "Ингосстрах-Союз") , покупку недвижимости, вхождение в страховой бизнес ( "Ингосстрах", "Ингосстрах-Россия") , впоследствии — металлургический бизнес.
Кстати, в начале 90-х, когда я начал заниматься "Ингосстрахом", к нему никто не проявлял особого интереса, бизнесмены были увлечены банками, торговлей, участием в бюджетных программах и просто проглядели масштабы, потенциал, международный авторитет "Ингосстраха". Вся история моего бизнеса наглядно подтверждает, как важно в нужный момент оказаться в нужном месте, сосредоточить усилия и средства на самом актуальном участке. Потом по твоим стопам начинают идти многие, но это даёт уже на порядок меньший эффект.
— В какой момент Юрий Белов стал вашим партнёром?
— С Юрием Арнольдовичем мы никогда не были партнёрами. Я его знал очень давно, ещё по работе в органах внутренних дел. Я уволился из органов в 1989 г. , Юрий Арнольдович — в 1994 г. и пришел ко мне на работу, когда уже было много чего построено. Он был моим менеджером, хорошим и профессиональным руководителем. С 1998 г. Белов очень серьёзно болел. В 1999 г. он уже почти не вставал и умер в мае. У нас с Беловым были нормальные, дружеские взаимоотношения.
К тому моменту, как он пришел, у меня уже было около 15 организаций плюс определенный пакет акций Автобанка и "Ингосстраха". Я с первых своих шагов, как только мои компании начали обслуживаться в Автобанке, начал приобретать его акции — примерно с 1990 г. Поскольку Автобанку постоянно требовалось наращивать капитал и проводить эмиссии, акции предлагались всем клиентам банка и никаких проблем с их покупкой не было. У меня в тот момент были свободные деньги, на которые я приобретал акции Автобанка. И когда в дальнейшем банк начал приносить серьёзные дивиденды — а вы помните, что в начале 90-х доходы были очень высокие, Автобанк давал 700 — 800% годовых, — эти дивиденды я никуда не расходовал, а реинвестировал в акции Автобанка и "Ингосстраха".
— А как вы решили заняться страховым бизнесом?
— В 1992 г. началась приватизация "Ингосстраха", и никто не проявил интереса к его акциям. Я просто предвидел, что раз начиналось потихоньку развитие банковской деятельности, то следующим пойдет страховой бизнес. И поэтому также постепенно начал вкладывать деньги в приобретение акций "Ингосстраха" и других страховых компаний.
— В октябре прошлого года стало известно о том, что вы продали свой бизнес, а в январе этого — о возбуждении уголовного дела и расследовании законности всех сделок после вашего обращения в правоохранительные органы. Что произошло?
— На самом деле я не продавал принадлежащий мне бизнес и не получил за него ни копейки. Он у меня был отобран преступным путем, угрозами физической расправы, а также путем подделки документов. В сентябре прошлого года я стал получать требования о безвозмездной уступке всего своего бизнеса. Требования сопровождались угрозами в мой адрес и в адрес членов моей семьи. Я имею достоверную информацию, что эти угрозы не были пустыми словами: готовилось моё физическое устранение. Угрозы исходили от ранее судимого Родиона Гамзаева. В этот период исчез один из моих ближайших сотрудников — его местонахождение до сих пор неизвестно. Некоторое время я был вынужден скрываться от бандитов.
— Не могли бы вы уточнить, из чего состоял принадлежавший вам бизнес, какими пакетами акций вы владели к осени прошлого года и как были оформлены ваши права собственности?
— Во-первых, не принадлежавший, а принадлежащий. Преступные действия не могут привести к смене собственника. Мой бизнес в настоящее время состоит из страховых компаний "Ингосстрах" и "Ингосстрах-Россия", металлургического комбината "НОСТА", банков Автобанк и "Ингосстрах-Союз", пяти звероводческих хозяйств, достаточно большого количества недвижимости в Москве, ряда других менее значимых объектов.
Здесь важно пояснить, что отношения собственности были выстроены через несколько десятков компаний — держателей акций, во главе которых стояли номинальные директора. Это обычная для российского бизнеса практика. В основном это были акционерные общества. Всюду мне принадлежал контрольный пакет акций: в "НОСТА" — 54% , в "Ингосстрахе" — около 80% , в Автобанке — примерно столько же. Контрольными пакетами я владею единолично. Все разговоры о существовании у меня каких-то партнёров в смысле совместного владения этими пакетами не имеют под собой почвы.
Я передал следствию документы, которые подписывались со мной как с владельцем бизнеса и из которых однозначно явствует, что бизнес-сообщество именно так ко мне и относилось.
— Но Гамзаева называют вашим партнёром по бизнесу, с которым вы попросту не поделили деньги, как и экс-председателя Автобанка Наталью Раевскую, которая вроде бы также имела долю в бизнесе.
— О каком партнёрстве вы говорите? В течение нескольких лет Гамзаев навязывал мне услуги "крыши". Опасаясь расправы, я не рискнул в то время обратиться в правоохранительные органы.
— То есть вы платили Гамзаеву несколько лет?
— Мои взаимоотношения с Гамзаевым я полностью описал в своём заявлении в правоохранительные органы и изложил подробно в ходе дачи показаний. На сегодняшний момент это не имеет смысла освещать. Раевская же была наемным работником, высокооплачиваемым, известным в деловых кругах, но не более того. Денег в бизнес она не вкладывала. Видимо, это положение вскружило ей голову, она возомнила себя хозяйкой. В итоге осенью прошлого года Гамзаев и Раевская предложили купить мой бизнес [депутату Госдумы] г-ну [Сулейману] Керимову, тесно связанному с ГНК "Нафта-Москва". Покупателям они сказали, что "с Андреевым проблем не будет". Нетрудно догадаться, что имелось в виду.
— Что?
— Моё физическое устранение: нет человека — нет проблем.
— Как технически был продан ваш бизнес — напрямую нынешним собственникам или сначала каким-то посредникам?
— Члены красноярской преступной группировки путем угроз заставили номинальных директоров компаний — держателей акций подписать необходимые документы. В ряде случаев подписи были просто подделаны. Акции были проданы таким же номинальным владельцам, а не самим Олегу Дерипаске и Роману Абрамовичу или "Русалу" ( "Сибалу") и "Сибнефти". В России всегда так делается.
— Как, учитывая запутанную и непрозрачную структуру собственности, вы можете доказать, что предприятия были похищены и именно у вас?
— Все необходимые документы есть у следствия.
— Правда ли, что все было куплено владельцами "Сибнефти", "Сибирского алюминия" и компанией "Нафта-Москва" за $90 млн?
— Мне трудно отвечать за то, в чем я не принимал участия, но, насколько я знаю, "Нафта" была посредником, "Сибал" и структуры "Сибнефти" — покупателями. Сколько получили так называемые продавцы, я не знаю достоверно. Называются цифры $50 — 60 млн, отправленных на зарубежные счета, контролируемые Гамзаевым и Раевской. Они должны были получить ещё около $30 млн, но моё обращение с заявлением в правоохранительные органы удержало, как я полагаю, покупателей от дальнейших перечислений.
— То есть новые собственники предприятий не знали, что покупают бизнес не у его истинного владельца да к тому же ворованный, как следует из ваших слов?
— Не могу говорить о том, что знал и чего не знал, к примеру, Дерипаска, которого в момент совершения сделок даже не было в Москве. Однако могу однозначно утверждать, что он должен был знать, что покупает. Тем более что речь идёт о бизнесе федерального масштаба. Со стороны "Сибала" и "Сибнефти" сделку заключал г-н [член совета директоров "Русала" Давид] Давидович, который подписал соглашение с Гамзаевым, Раевской и представителями "Нафта-Москвы".
— Откуда у вас информация, что соглашение о продаже бизнеса подписывали именно эти люди?
— Я это сам видел. Это происходило в пятницу, 28 сентября, в Автобанке на 10-м этаже в конференц-зале, где все собрались, и при этом присутствовал Керимов. Я случайно зашел, увидел происходящее и опешил. Мне продемонстрировали всю силу, власть и мощь. А потом выдворили оттуда.
— После возбуждения уголовного дела новые собственники Автобанка, "Ингосстраха" и "НОСТА" не пытались на вас выйти, чтобы хотя бы прояснить ситуацию и ваши планы?
— Нет.
— Как вы считаете, почему?
— Думаю, они надеются, что Гамзаев выполнит свои обязательства и решит со мной вопрос.
— А у вас не было желания встретиться с представителями "Нафта-Москвы", "Сибала" или "Сибнефти", чтобы прийти к какому-то мировому соглашению?
— Если они сами не проявляют инициативу, то и мне, наверное, нет смысла.
— Вы лишились всей принадлежавшей вам собственности или что-то всё-таки осталось?
— Ничего не осталось — ни недвижимости, ни стола, ни стула, ни копейки. У меня даже машины отняли.
— Во сколько вы оцениваете свои потери и считаете ли называемую сумму в $90 млн адекватной платой?
— Нет, конечно! По приблизительным оценкам, мой бизнес стоит несколько сотен миллионов долларов. Один "Ингосстрах" оценивается в $200 — 300 млн. А кроме него ещё "НОСТА", Автобанк, многое другое. Кстати, это косвенно подтверждает, что сделку осуществляли люди некомпетентные и понимавшие, что торгуют краденым товаром.
— Когда вы обратились в правоохранительные органы и как развивались дальнейшие события?
— В декабре прошлого года — я длительное время вынужден был просто скрываться. Дальше пошла обычная работа правоохранительных органов — проверки, изучение документов, в итоге было возбуждено уголовное дело.
— Правда ли, что вам пришлось пойти на некую, скажем так, юридическую сделку, чтобы ГУБОП вас взял под свою защиту и началось расследование законности продажи вашего бизнеса?
— Впервые об этом слышу. Да мы ведь и не в Америке. У нас в России нет такого понятия, как юридическая сделка.
— Предъявлены ли уже кому-либо обвинения в рамках уголовного дела, возбужденного по вашему заявлению?
— Да, насколько мне известно, предъявлены. Но я не считаю возможным об этом сообщать. Если следствие сочтет нужным, оно это озвучит.
— Что следователи искали в офисах "Нафта-Москвы" и насколько результативным был обыск?
— Искали документы, подтверждающие факт незаконного отъема у меня бизнеса, и другие необходимые материалы по делу. О том, что они нашли, надо спросить у следователей.
— Почему обыски были только в "Нафта-Москве" и правоохранительные органы не интересуются двумя другими покупателями — "Сибирским алюминием" и "Сибнефтью"?
— Опять же вопрос не по адресу. Видимо, у следствия есть некий план и последовательность действий, о которых я знать не могу.
— Когда можно ожидать завершения расследования?
— Трудно сказать. Прецедентов нет, но в любом случае расследование экономического преступления — дело не быстрое. Но как только будет доказано, что бизнес был у меня незаконно отнят, материалы дела будут переданы в суд. И надеюсь оспорить все сделки.
— Вы на самом деле надеетесь вернуть весь свой бизнес или добиваетесь какой-то денежной "компенсации"?
— Разумеется, речь идёт о реституции всех незаконных сделок и возврате мне всего моего бизнеса. В этой связи хотел бы обратить внимание всех участников рынка, что покупка или иные сделки с принадлежащим мне бизнесом или отдельными его составляющими впоследствии будут признаны недействительными.
— Что вы будете делать, если акции предприятий или их активы переведут на другие структуры и перепродадут в третьи руки? Например, появлялась информация, что Автобанк хочет купить группа "НИКойл".
— Здравомыслящий бизнесмен не будет покупать акции предприятий — номинальных держателей, когда сделки с акциями Автобанка, "Ингосстраха" и "НОСТА" запрещены с санкции московской прокуратуры. И на данный момент передача акций и активов другим компаниям, третьим лицам или добросовестным приобретателям невозможна, поскольку следствием наложен запрет не только на движение акций, но и на сделки с недвижимостью и прочим имуществом Автобанка, "Ингосстраха" и "НОСТА" в целях сохранности активов и бизнеса.
— Некоторые аналитики считают, что ваши проблемы изначально следовало разрешать в суде, и обвиняют вас в использовании правоохранительных органов как инструмента давления то ли на прежних ваших партнёров, то ли на новых собственников компаний. Как вы можете это прокомментировать?
— С таким же успехом можно считать, что, если человека на улице пырнули ножом, он должен ограничиться гражданским иском о порче его пальто.
— Как получилось, что у вас смогли отнять весь бизнес, — ведь раньше ничего подобного не происходило? В СМИ высказывалась версия, что проблемы у вас возникли после того, как вы лишились высокого покровительства в лице покинувшего страну генерала Александра Орлова и Владимира Рушайло, потерявшего прежнее политическое влияние.
— Кто вам сказал, что подобного не случалось? Случалось, и очень часто. Просто люди боялись идти до конца, криминальный передел собственности не получал общественного резонанса. Можно назвать десятки предпринимателей, чьи имена не сходили со страниц газет ещё несколько лет назад и о которых сегодня ничего неизвестно. Причина в том, что у них бизнес попросту отняли.
Что касается второй части вопроса, то я вообще не понимаю его корней. Мой бизнес существует более 10 лет, и он всё время развивался весьма успешно и динамично. За это время много политических фигур перебывало на российском небосклоне, но я не понимаю, какая здесь связь. С Рушайло я никогда не был знаком, видел его только по телевидению. Александра Леонидовича Орлова я знаю ещё с тех пор, когда он работал в Кунцевском ОБХСС. Все. В дальнейшем, когда я уволился из органов внутренних дел, да, конечно, были какие-то звонки, поздравления с праздником. Но не более того.
— ГУБОП вас по-прежнему охраняет? Что-то не заметно, чтобы кто-нибудь следил за нашей беседой.
— Профессионально работают. Приятно, как резко на сегодня изменился подход наших правоохранительных структур к делу. Свидетели, которым угрожают, охраняются. Есть и другие люди, которые обратились в правоохранительные органы с просьбой защитить их и их семьи от посягательств красноярской преступной группировки. Одновременно хочется отметить, что по моему заявлению следствие ведёт действительно очень серьёзную работу — это беспрецедентное расследование. То, что подобные варианты хищения бизнеса в России были и ранее, известно всем. Но то, как ведётся сейчас расследование, говорит о том, что в стране происходит коренная ломка отношений к преступности и преступному переделу собственности.